О мій великорозумний чудовий (хоч і зануда, і язва) брат. Інтелектуал, розумашка і взагалі... На його щоденнику, який я змогла переглядати дякуючи Великому і Могутньому Інтернету, знайшла запис про Станіслава Лема (мій брат його дуже любить. Ну, Лем є Лем). І у того Лема була п"єска. Подаю її тут:
"Низкопоклонство" Лема (Korzenie) - шутка ценою в голову, написанная в юношеском возрасте, в конце сороковых, как раз когда Шостакович написал "Антиформалистический раёк"...
Показанная друзьям, спрятанная, и обнаруженная после смерти писателя...
читать дальше
Драма не в одном действии
Действующие лица:
Дементий Психов Бартулыхтимушенко, 42 года, директор завода по производству квашеной соды, большевик с уклоном
Авдотья Недоногина-Праксивтихина, его жена
Егор Недовлазов, 49 лет, продавец холодильников
Варфаламотвей Недоразвиткин, 25 лет, литератор
Тризад Друмилишин-Мичуренко, советский биолог, ученик Лысюрина
Вазелинарий Купов, настоящий рабочий
Викини Изголовидзе, секретарь партийной организации на заводе по производству соды
Иосиф Виссарионович собственной персоной
Занавес красный
Перечисленные и прочие
Действие первое
Психов (расхаживает по кабинету): Жена моя, знаешь что? Социализм - великое дело, а коммунизм - еще более великое, но вчера я вернулся из Америки. Ты только подумай: партия и правительство послали меня подсмотреть за империалистически-космополитическими методами производства квашеной соды, и задание я выполнил. Была у меня одна неприятность: когда я подглядывал за одним старым империалистом через замочную скважину, его секретарь ткнул мне в глаз спицей для чулок, но что такое один глаз по сравнению с коммунизмом? Ну, что ты так молчишь, Праксивтихина моя, товарищ и жена в некотором отношении? Ну раз молчишь, то скажу я тебе, что меня словно змея ужалила в самое сердце.
Знаешь, (понижает голос до космополитического шепота) - все-таки здорово, наверно, иметь настоящую машину и холодильник и даже виллу.
Авдотья (трагически): Не ожидала я от вас такого, товарищ муж. Неужто мы для того творили в семнадцатом году революцию, чтобы разъезжать на каких-то машинах? Чтобы иметь холодильники окаянные? Чего тебе еще захотелось? Может, зубную щетку? Пальцем уже брезгуешь? Одумайся, что ты делаешь? О революции забыл, себя пожалел? Уж не волнует тебя производственный план, наша радость, наш пот, наша кровь...
Психов: Кровь и пот, безусловно, но почему мне нельзя иметь холодильник?
Авдотья: Муж, бросай это низкопоклонство, это гадкое низкопоклонство перед западом. Почто тебе холодильник? Что ты там будешь держать, неужто исподнее? Перестань, а то пойду к товарищу Изголовидзе, он-то уж тебе из головы этот холодильник выбьет (крестится).
Психов: А что это ты крестишься, коммунистка?
Авдотья: Уже можно, с 22 ноября 1942. Ох, Демушка, Бартулыхтимушенькин, что ж с тобою приключилось-то... Был ты незапятнанным, всегда первым шел в соду и последним возвращался, и отмыть-то тебя нельзя было, а теперь...
(стук в дверь)
Психов: Залазь... то есть, прошу!
Вазелинарий (входит): Здравствуйте, Авдотья Праксивтихина и вы, Дементий, инженер вы наш советский. Стряхнули уже американскую пыль с сапог? Ну как там капитализм, гниет?
Психов: Гниет. Аж здесь воняет, не чуешь?
Авдотья: Разве ж можно не почуять? (все смеются по-социалистически, то есть, не ради собственной выгоды).
Вазелинарий: Хорошо, что вы вернулись. Принес я вам горячий соцпривет от парторганизации, НКВД, соцревтрибунала и укррайздравпомдилгоспамтадеревоспитки. А вот бумаги и план.
Авдотья: Говорите, говорите, дорогой Вазелинарий: перевыполнен?
Вазелинарий: План-то?
Хором: План
Вазелинарий: План перевыполнен, но с содой хуже. Недавно в ней появились крошки.
Хором (с ужасом): Крошки...
Вазелинарий: Подозревают нашего соцкота, Марфашу. Кошак соскользнул в котлище и совершенно выпарился. Распался на котян соды.
Психов: А вы?
Вазелинарий: А что мы? Большевика этим не испугаешь. Тут же устроили производственное совещание.
Авдотья: Ну и что?
Вазелинарий: Ваш заместитель, дорогой Дементий, получил несколько лет.
Психов: а... а....
Вазелинарий: Ну, мне пора. Меня ждет печь с квашеной содой, и еще мне нужно закончить главу моей книги: 'Как вывести пятна на лестницу и там им навалять по морде, или Молодой содовец-стахановец'. Желаю вам дожить до коммунизма. (поет): Здравствуй Саша, здравствуй, Маша, жизнь хороша, траляля (выходит).
Действие второе
Варфаламотвей: Ох, брат, я и сам был в Париже... Ох уж этот Мулен-Руж, ох, эти продажные женщины, ох миленький капитализм загнивающий, золотой ты мой империалистишка, а мы-то что?
Психов: А, может, мы ошибаемся, Варфаламотвей Иванович, а? А, может, тебе не пристало облизываться при мысли о телесном упадке? - тебя-то советская власть икоркой кормит. Неужто не ты писал сонеты о Сталине, поэму о Вожде, роман о молодом Иосифе, Книгу афоризмов о Солнце трудящихся масс итэпэ? А? Что скажешь?
Варфаламотвей: Думаешь, низкопоклонство? Я низкопоклонствую? А что делать, если так приятно... можно дышать, делать, что хочешь...
(входит Викини)
Изголовидзе: Докатились, сукины дети. Вот вам коробочку. Ну, товарищи-капитулянты. Слышал я о вашем отклонении от генеральной линии. Думаю так я: последний час врагам пробил. Ну, братцы, стоило вам отклоняться? Плохая линия, не нравится, а? (нервно поигрывает наганом).
Капитулянты: А... а... помилуй, Викини Изголовидзе... дорогой наш уважаемый секретарь... мы на вас как на солнышко... мы вам и того... и этого... и еще... только дайте нам искупить вину. Мы больше не будем.
Изголовидзе: Опустились до низкопоклонства? Я, как вошел, сразу почувствовал.
(врывается Мичуренко, обращаясь к Дементию):
Мичуренко: Дядя Психов, знаете, что я сделал великое открытие? Средь белых акаций гроздьев душистых я вывел новый вид кактуса, скрещенный с коровой, у которого вместо шипов - соски. Сейчас его доят у твоих ворот.
Изголовидзе: Не может быть, а что он дает?
Мичуренко: Кактусовый сок.
Изголовидзе: А пить его можно?
Мичуренко: Ну, он еще чуть-чуть воняет, но пить можно. Впрочем, это пока только социализм. Увидите, что будет при коммунизме.
Изголовидзе: А на что вы опирались, товарищ научный работник? Часом, не на гнилую буржуазную науку?
Мичуренко: Фу, фу. Я опирался на Лысюрина. О, мы советские агробиологи, можем все. Все невозможное возможно с Марксом и Энгельсом (громкие одобрительные восклицания).
А что ты, дядя Психов, так печально смотришь? Может, ты в прогрессивном кактусе сомневаешься?
Изголовидзе: Ваш дядя запятнал себя низкопоклонством.
Мичуренко: Каким таким? Перед кактусом? Что? Низкопоклонством? Какой дядя? Кто?
Изголовидзе: Да вот этот, Дем Психов Бартулыхтимушенко, до сегодняшнего дня директор завода по производству квашеной соды.
Мичуренко: Шутите. Какой дядя? Чей дядя? Мой? Не знаю этого господина, то есть, товарища этого. Вообще, я только в шутку называл этого типа дядей, но мне всегда казалось, что из него прямо-таки лезет какой-то коспополит, реакция и, спаси Господи, контрреволюццияя. Ладно, пойду я, а то кактус ослабеет.
Изголовидзе: Да-да, но адресок оставьте.
Мичуренко: Я? Адресок? А... адресок: А... зачем? Может, хотите сочку кактусового... о, я вам лучше, может, молочка...
Изголовидзе: Кактус кактусом, а мне ваш адрес нужен.
Мичуренко: Ага (медленно записывает адрес и, еле живой, удаляется).
Изголовидзе: Ну, что дальше?
Варфаламотвей и Психов (смотрят друг на друга, поднимают правую руку и говорят, обращаясь к залу):
О мерзкие машины, гнусные чистые рубашки, гадкое ароматное мыло, ненужная, вредная и распутная зубная паста. Прочь, гнилой комфорт, мерзкие кресла и диваны. Мы хотим трудиться много и тяжело. Мы хотим выполнять 560 процентов нормы, хотим лезть из штанов и плеваться кровью, ибо так надо. А теперь клянемся сделать такую массу соды, что империалисты в ней размякнут и разложатся вместе с атлантическим пактом и голосом Америки.
Изголовидзе: Уже лучше. Но не знаю, могу ли я вас простить.
(Трубы, барабаны, тарелки и фанфары. Социалистическая атмосфера сгущается. Пахнет коммунизмом. Нечеловечески открываются двери, нечеловечески входит Сталин. Нечеловечески добрый, нечеловечески приветливый, гениально улыбчивый).
Сталин (нечеловечески добрым голосом): Ну, чевой там, товарищи? Как так? Захотелос немножко понизкопоклонствоват, да?
Изголовидзе (стоит по стойке 'смирно'): Так точно, Таащсталин.
Сталин: Разобрались? Ну, молодцы.
Все в унисон: Вы все знаете, Таащсталин.
Сталин: А это благодаря марксистко-ленинскому анализу ситуации. А ты, Дементий, холодильник хотел, да? (с нечеловеческой улыбкой) А вот его и несут.
(Егор Недовлазов вносит холодильник. За ним в дверь впадает стоявшая на коленях Авдотья).
Психов и Авдотья: О спасибо тебе, великий Сталин.
Все: Великий Сталин.
Психов: Сталин Великолепный.
Все: Сталин Великолепный.
Психов: И вообще
Все: И вообще
Авдотья: Спасибо, что идейно укрепил моего мужа и приклепал его к линии. Заклинаю вас, Таащсталин, делайте дальше этот коммунизм. Дышать без него невозможно. Делай же!
Все: О делай с нами все, что хочешь, ведь это так приятно.
Изголовидзе Чтобы к коммунизму.
Психов: И в коммуну.
Все: Так точно.
Психов (шепотом, дрожа): А что мы будем делать тогда? Когда уже будет коммунизм?
Сталин (нечеловечески приветливым голосом): Будем работать в поте лица. Только не низкопоклонствуйте. Это я вам говорю (барабан, тромбон, выходит).
(Психов подключает холодильник).
Психов: Ой, он не морозит. Ой, да он греет. Ой, да он варит, что же это такое? (холодильник взрывается; в потолке и на полу по обугленной дыре. Остатки холодильника догорают на лицах присутствующих).
Вазелинарий: А потому что мы все спешили, ведь это сверх нормы, поэтому и монтаж шел поспешно.
Психов: Как это?
Изголовидзе: Молчать, коммунизм ждать не будет.
Психов: Сталинский холодильник.
Все: Безумец, это уже не соцреализм. Ату его! (разрывают его на куски - занавес).
"Низкопоклонство" Лема (Korzenie) - шутка ценою в голову, написанная в юношеском возрасте, в конце сороковых, как раз когда Шостакович написал "Антиформалистический раёк"...
Показанная друзьям, спрятанная, и обнаруженная после смерти писателя...
читать дальше
Драма не в одном действии
Действующие лица:
Дементий Психов Бартулыхтимушенко, 42 года, директор завода по производству квашеной соды, большевик с уклоном
Авдотья Недоногина-Праксивтихина, его жена
Егор Недовлазов, 49 лет, продавец холодильников
Варфаламотвей Недоразвиткин, 25 лет, литератор
Тризад Друмилишин-Мичуренко, советский биолог, ученик Лысюрина
Вазелинарий Купов, настоящий рабочий
Викини Изголовидзе, секретарь партийной организации на заводе по производству соды
Иосиф Виссарионович собственной персоной
Занавес красный
Перечисленные и прочие
Действие первое
Психов (расхаживает по кабинету): Жена моя, знаешь что? Социализм - великое дело, а коммунизм - еще более великое, но вчера я вернулся из Америки. Ты только подумай: партия и правительство послали меня подсмотреть за империалистически-космополитическими методами производства квашеной соды, и задание я выполнил. Была у меня одна неприятность: когда я подглядывал за одним старым империалистом через замочную скважину, его секретарь ткнул мне в глаз спицей для чулок, но что такое один глаз по сравнению с коммунизмом? Ну, что ты так молчишь, Праксивтихина моя, товарищ и жена в некотором отношении? Ну раз молчишь, то скажу я тебе, что меня словно змея ужалила в самое сердце.
Знаешь, (понижает голос до космополитического шепота) - все-таки здорово, наверно, иметь настоящую машину и холодильник и даже виллу.
Авдотья (трагически): Не ожидала я от вас такого, товарищ муж. Неужто мы для того творили в семнадцатом году революцию, чтобы разъезжать на каких-то машинах? Чтобы иметь холодильники окаянные? Чего тебе еще захотелось? Может, зубную щетку? Пальцем уже брезгуешь? Одумайся, что ты делаешь? О революции забыл, себя пожалел? Уж не волнует тебя производственный план, наша радость, наш пот, наша кровь...
Психов: Кровь и пот, безусловно, но почему мне нельзя иметь холодильник?
Авдотья: Муж, бросай это низкопоклонство, это гадкое низкопоклонство перед западом. Почто тебе холодильник? Что ты там будешь держать, неужто исподнее? Перестань, а то пойду к товарищу Изголовидзе, он-то уж тебе из головы этот холодильник выбьет (крестится).
Психов: А что это ты крестишься, коммунистка?
Авдотья: Уже можно, с 22 ноября 1942. Ох, Демушка, Бартулыхтимушенькин, что ж с тобою приключилось-то... Был ты незапятнанным, всегда первым шел в соду и последним возвращался, и отмыть-то тебя нельзя было, а теперь...
(стук в дверь)
Психов: Залазь... то есть, прошу!
Вазелинарий (входит): Здравствуйте, Авдотья Праксивтихина и вы, Дементий, инженер вы наш советский. Стряхнули уже американскую пыль с сапог? Ну как там капитализм, гниет?
Психов: Гниет. Аж здесь воняет, не чуешь?
Авдотья: Разве ж можно не почуять? (все смеются по-социалистически, то есть, не ради собственной выгоды).
Вазелинарий: Хорошо, что вы вернулись. Принес я вам горячий соцпривет от парторганизации, НКВД, соцревтрибунала и укррайздравпомдилгоспамтадеревоспитки. А вот бумаги и план.
Авдотья: Говорите, говорите, дорогой Вазелинарий: перевыполнен?
Вазелинарий: План-то?
Хором: План
Вазелинарий: План перевыполнен, но с содой хуже. Недавно в ней появились крошки.
Хором (с ужасом): Крошки...
Вазелинарий: Подозревают нашего соцкота, Марфашу. Кошак соскользнул в котлище и совершенно выпарился. Распался на котян соды.
Психов: А вы?
Вазелинарий: А что мы? Большевика этим не испугаешь. Тут же устроили производственное совещание.
Авдотья: Ну и что?
Вазелинарий: Ваш заместитель, дорогой Дементий, получил несколько лет.
Психов: а... а....
Вазелинарий: Ну, мне пора. Меня ждет печь с квашеной содой, и еще мне нужно закончить главу моей книги: 'Как вывести пятна на лестницу и там им навалять по морде, или Молодой содовец-стахановец'. Желаю вам дожить до коммунизма. (поет): Здравствуй Саша, здравствуй, Маша, жизнь хороша, траляля (выходит).
Действие второе
Варфаламотвей: Ох, брат, я и сам был в Париже... Ох уж этот Мулен-Руж, ох, эти продажные женщины, ох миленький капитализм загнивающий, золотой ты мой империалистишка, а мы-то что?
Психов: А, может, мы ошибаемся, Варфаламотвей Иванович, а? А, может, тебе не пристало облизываться при мысли о телесном упадке? - тебя-то советская власть икоркой кормит. Неужто не ты писал сонеты о Сталине, поэму о Вожде, роман о молодом Иосифе, Книгу афоризмов о Солнце трудящихся масс итэпэ? А? Что скажешь?
Варфаламотвей: Думаешь, низкопоклонство? Я низкопоклонствую? А что делать, если так приятно... можно дышать, делать, что хочешь...
(входит Викини)
Изголовидзе: Докатились, сукины дети. Вот вам коробочку. Ну, товарищи-капитулянты. Слышал я о вашем отклонении от генеральной линии. Думаю так я: последний час врагам пробил. Ну, братцы, стоило вам отклоняться? Плохая линия, не нравится, а? (нервно поигрывает наганом).
Капитулянты: А... а... помилуй, Викини Изголовидзе... дорогой наш уважаемый секретарь... мы на вас как на солнышко... мы вам и того... и этого... и еще... только дайте нам искупить вину. Мы больше не будем.
Изголовидзе: Опустились до низкопоклонства? Я, как вошел, сразу почувствовал.
(врывается Мичуренко, обращаясь к Дементию):
Мичуренко: Дядя Психов, знаете, что я сделал великое открытие? Средь белых акаций гроздьев душистых я вывел новый вид кактуса, скрещенный с коровой, у которого вместо шипов - соски. Сейчас его доят у твоих ворот.
Изголовидзе: Не может быть, а что он дает?
Мичуренко: Кактусовый сок.
Изголовидзе: А пить его можно?
Мичуренко: Ну, он еще чуть-чуть воняет, но пить можно. Впрочем, это пока только социализм. Увидите, что будет при коммунизме.
Изголовидзе: А на что вы опирались, товарищ научный работник? Часом, не на гнилую буржуазную науку?
Мичуренко: Фу, фу. Я опирался на Лысюрина. О, мы советские агробиологи, можем все. Все невозможное возможно с Марксом и Энгельсом (громкие одобрительные восклицания).
А что ты, дядя Психов, так печально смотришь? Может, ты в прогрессивном кактусе сомневаешься?
Изголовидзе: Ваш дядя запятнал себя низкопоклонством.
Мичуренко: Каким таким? Перед кактусом? Что? Низкопоклонством? Какой дядя? Кто?
Изголовидзе: Да вот этот, Дем Психов Бартулыхтимушенко, до сегодняшнего дня директор завода по производству квашеной соды.
Мичуренко: Шутите. Какой дядя? Чей дядя? Мой? Не знаю этого господина, то есть, товарища этого. Вообще, я только в шутку называл этого типа дядей, но мне всегда казалось, что из него прямо-таки лезет какой-то коспополит, реакция и, спаси Господи, контрреволюццияя. Ладно, пойду я, а то кактус ослабеет.
Изголовидзе: Да-да, но адресок оставьте.
Мичуренко: Я? Адресок? А... адресок: А... зачем? Может, хотите сочку кактусового... о, я вам лучше, может, молочка...
Изголовидзе: Кактус кактусом, а мне ваш адрес нужен.
Мичуренко: Ага (медленно записывает адрес и, еле живой, удаляется).
Изголовидзе: Ну, что дальше?
Варфаламотвей и Психов (смотрят друг на друга, поднимают правую руку и говорят, обращаясь к залу):
О мерзкие машины, гнусные чистые рубашки, гадкое ароматное мыло, ненужная, вредная и распутная зубная паста. Прочь, гнилой комфорт, мерзкие кресла и диваны. Мы хотим трудиться много и тяжело. Мы хотим выполнять 560 процентов нормы, хотим лезть из штанов и плеваться кровью, ибо так надо. А теперь клянемся сделать такую массу соды, что империалисты в ней размякнут и разложатся вместе с атлантическим пактом и голосом Америки.
Изголовидзе: Уже лучше. Но не знаю, могу ли я вас простить.
(Трубы, барабаны, тарелки и фанфары. Социалистическая атмосфера сгущается. Пахнет коммунизмом. Нечеловечески открываются двери, нечеловечески входит Сталин. Нечеловечески добрый, нечеловечески приветливый, гениально улыбчивый).
Сталин (нечеловечески добрым голосом): Ну, чевой там, товарищи? Как так? Захотелос немножко понизкопоклонствоват, да?
Изголовидзе (стоит по стойке 'смирно'): Так точно, Таащсталин.
Сталин: Разобрались? Ну, молодцы.
Все в унисон: Вы все знаете, Таащсталин.
Сталин: А это благодаря марксистко-ленинскому анализу ситуации. А ты, Дементий, холодильник хотел, да? (с нечеловеческой улыбкой) А вот его и несут.
(Егор Недовлазов вносит холодильник. За ним в дверь впадает стоявшая на коленях Авдотья).
Психов и Авдотья: О спасибо тебе, великий Сталин.
Все: Великий Сталин.
Психов: Сталин Великолепный.
Все: Сталин Великолепный.
Психов: И вообще
Все: И вообще
Авдотья: Спасибо, что идейно укрепил моего мужа и приклепал его к линии. Заклинаю вас, Таащсталин, делайте дальше этот коммунизм. Дышать без него невозможно. Делай же!
Все: О делай с нами все, что хочешь, ведь это так приятно.
Изголовидзе Чтобы к коммунизму.
Психов: И в коммуну.
Все: Так точно.
Психов (шепотом, дрожа): А что мы будем делать тогда? Когда уже будет коммунизм?
Сталин (нечеловечески приветливым голосом): Будем работать в поте лица. Только не низкопоклонствуйте. Это я вам говорю (барабан, тромбон, выходит).
(Психов подключает холодильник).
Психов: Ой, он не морозит. Ой, да он греет. Ой, да он варит, что же это такое? (холодильник взрывается; в потолке и на полу по обугленной дыре. Остатки холодильника догорают на лицах присутствующих).
Вазелинарий: А потому что мы все спешили, ведь это сверх нормы, поэтому и монтаж шел поспешно.
Психов: Как это?
Изголовидзе: Молчать, коммунизм ждать не будет.
Психов: Сталинский холодильник.
Все: Безумец, это уже не соцреализм. Ату его! (разрывают его на куски - занавес).
@темы: література
-
-
03.10.2011 в 04:10Воно шикарно - і страшно.
-
-
03.10.2011 в 18:18